...fly like the dust...
Из раскрытых ладоней выпорхнула жизнь и, по никем необъяснимой траектории, вознеслась на небо.
Ни одним взмахом своих хрупких огромных крыльев, она не выдала себя, удаляясь так же легко и непринуждённо, как и птица, высвободившаяся из рук ловца.
Птицы тоже уметь летать, но они не умеют умирать так же красиво, как бабочки.
Зажатая в крохотных детских ладонях, крылатая жизнь трепыхалась изо всех сил, нежно щекоча мои пальцы.
Я спасал её, нечаянно залетевшую в дом и бившуюся о потолок, как, до этого, воробья.
Он замер в моих руках тёплым пушистым комочком, не чирикая и не вырываясь. Мгновение – и он был на свободе, взметнувшись высоко вверх, и спрятавшись в ветках сирени.
Она же улетела, оставив мои руки в пыльце. А я и не понял, что убил её.
Выпорхнув птицей из её любящих рук, по никому непонятной дороге, я устремился на свободу, с каждым взмахом ежедневника, становясь всё ближе к небу.
Она спасала меня, как птицу, подбросив в воздух, и оставив всю мою пыльцу на своих ладонях...
Ни одним взмахом своих хрупких огромных крыльев, она не выдала себя, удаляясь так же легко и непринуждённо, как и птица, высвободившаяся из рук ловца.
Птицы тоже уметь летать, но они не умеют умирать так же красиво, как бабочки.
Зажатая в крохотных детских ладонях, крылатая жизнь трепыхалась изо всех сил, нежно щекоча мои пальцы.
Я спасал её, нечаянно залетевшую в дом и бившуюся о потолок, как, до этого, воробья.
Он замер в моих руках тёплым пушистым комочком, не чирикая и не вырываясь. Мгновение – и он был на свободе, взметнувшись высоко вверх, и спрятавшись в ветках сирени.
Она же улетела, оставив мои руки в пыльце. А я и не понял, что убил её.
Выпорхнув птицей из её любящих рук, по никому непонятной дороге, я устремился на свободу, с каждым взмахом ежедневника, становясь всё ближе к небу.
Она спасала меня, как птицу, подбросив в воздух, и оставив всю мою пыльцу на своих ладонях...