1.
Из очередной командировки он пришел совсем больной, с розовым румянцем на скулах, с воспаленными гландами. Поставил чемоданчик у порога, кое-как стянул ботинки, снял брюки, кинул дождевик на вешалку и, тяжело опустившись на кровать, лег. Дышал надсадно, часто кашлял, ворочался. Кровать скрипела пружинами в унисон. Саша стояла у кровати и смотрела на него с брезгливостью. Он улыбнулся ей. Улыбнулся, как показалось Саше, ехидно. Она тряхнула волосами и села в кресло, скрестив руки на груди. За окном шумел дождь. В темно-синем грозовом небе взрывались снаряды-молнии.
Саша сказала:
- Ты опять меня не послушал.
Он не ответил. Он перевернулся на бок и смотрел на стену. На стене висел ковер ручной вышивки. На ковре молодой мужчина обнимал хорошенькую девушку. Пузатые ангелята, вооруженные берданками, расстреливали сердца влюбленных. Он хотел что-то сказать, но закашлялся и зажал рот ладонью.
И тогда заговорила Саша: она, едва не срываясь на крик, рассказывала ему, как это тоскливо - проводить ночь за ночью в одиночестве, как ей осточертели подруги и друзья; она рассказала о его лучшем друге Николае, который приходил к ней почти каждый день, отпускал пошлые намеки и намеревался остаться с ней на ночь, однако она всегда выгоняла его и плакала; Боже мой, как она плакала, она плачет каждый день, она уже не знает, когда слезы закончатся, она устала, но не может остановиться, а его нет днями, неделями, и ей не к кому прижаться щекой, но даже в те дни, когда он приезжает, он почти все время молчит, а ей так не хватает его ласки...
Саша встала и прошлась по комнате. Она уперлась носом в холодное стекло и смотрела на серые дома, которые будто размякли от постоянных дождей. Сашин мир растекался грязной лужей по асфальту.
Он молчал, кажется, даже дышать перестал. Может, уснул? Она подошла к шкафу, достала теплое ватное одеяло, укрыла ему ноги. Он молчал. Он вел себя тихо-тихо, как проколотая иглой бабочка. Она взяла его за плечо и осторожно перевернула на спину. Его лицо было очень спокойным, глаза закрыты, и он улыбался. Она расстегнула рубашку у него на груди, прижалась к ней ухом и стала слушать. Она слушала очень долго, и иногда ей казалось, что его сердце бьется, а иногда - что это дождь как сердце мира стучит за окном. Она поднялась и, двигаясь по квартире, словно робот, подошла к трельяжу, порылась в ридикюле и достала маленькое зеркальце. Она поднесла его к губам мужа и держала очень долго и боялась отнять его, потому что не знала, что будет делать, если оно не запотеет...
Потом все было как в тумане. Вроде бы она что-то кричала и била мужа по груди, она целовала его в губы, думая, что делает искусственное дыхание, она звонила Николаю и бросала трубку, лишь только в трубке раздавался его голос. Ей не хватало сил набрать цифры ноль и три, она боялась этих цифр, потому что за ними стояла жуткая неизбежность.
читать дальше
Саша вышла на балкон. Было холодно, в воздухе стояла несплошная стена воды. Похоронными крестами выделялись в обступающей серости телевизионные антенны. В углу балкона стояло эмалированное ведро, наполненное дождевой водой до краев. Кутаясь в ненадежный фланелевый халатик, Саша присела на корточки рядом с ведром. Поставила рядом чемоданчик мужа. Она смотрела, как дождевые капли падают в ведро и взрываются водяными брызгами, и круги расходятся там, куда падают капли. Саша положила чемоданчик на колени и, путаясь в рукавах, раскрыла его. Внутри были бабочки. Сотни самых разных бабочек: каждая в отдельном, прозрачном с одной стороны и блестящем с другой, пакетике. Ярилки и огнецветки, смолянки и белокрылки, они были похожи на презервативы, упакованные в блестящую фольгу. На границе Сашиного сознания маячил образ похотливо ухмыляющегося Николая.
Саша разрывала упаковки и кидала бабочек в ведро. Она тыкала пальцем в плавающих на поверхности воды белокрылок, но бабочки не тонули, они размякали и, похожие на странных медуз, густо покрывали водную гладь. Дождь, влажно причмокивая, стучал по бабочкиным крылышкам. Саша не успокоилась, пока не опустошила весь чемоданчик. Разорванные пакетики окружали ее и ведро. Саша сидела на корточках и смотрела, как плавают в ведре чьи-то пестрые мечты и безвкусные воспоминания. Ветер дул с тщедушной яростью, бил дождем. Вода заливалась Саше за шиворот, ей стало нестерпимо холодно, но она не уходила, она продолжала сидеть и смотреть на мертвых бабочек.
Махаоны
Махаона часто называют "хвостатой бабочкой", потому что на задних крыльях у него растут отростки, напоминающие хвостики. Окраска - желтая с черным рисунком. Махаоны - очень красивые бабочки, их высоко оценивают на черном рынке. Живой махаон обойдется вам в сто тысяч долларов, мертвый стоит примерно в три раза дешевле. Махаоны приносят удачу врачам. Человек, съевший живого махаона, выздоравливает от любых хворей, в том числе неизлечимых.
2.
- Ты про зону сорок три слышал? О-о... там, говорят, лаборатория была. С вирусами экспериментировали. А потом что-то случилось, выброс какой-то или другая фигня. В общем, зону ту закрыли. Обнесли стеной и все такое.
- Хорош сказки рассказывать, Коля!
- Не нравятся мои сказки?! Ну блин! По бабам - вам не нравится. Истории - не нравится. А ведь правда все! В газетах скоро появится официальное сообщение, будьте уверены...
- Миша, да не слушай ты его. Наливай.
- За что пьем?
- За волшебство.
- За жизнь.
- За баб!
- Тьфу ты, опять твою налево...
В Мише было что-то от врача. Он всегда тщательно мыл руки: все запястье и каждый палец в отдельности. Он намыливал руки, вертел ими, проверяя, во все ли поры попала мыльная пена. Он смывал пену горячей водой и снова намыливал руки. Саша любила наблюдать за ним в такие моменты. Обычно ей становилось смешно после пятого или шестого захода.
Она говорила, зажав рот ладошкой, чтоб не хихикнуть:
- Ты как хирург.
Он улыбался и отвечал:
- Угумс...
Она говорила:
- Я кроме тебя не видела мужчин, которые так тщательно моют руки.
Он спрашивал:
- Ты много видела мужчин до меня?
Она грозила ему пальцем:
- Гляди у меня!
Он улыбался:
- Ну что "гляди"? Что?
- Гляди... - шептала она. Он обнимал ее, и Саша не могла думать больше ни о чем. Его руки гладили ей спину, касались нежно-нежно. От рук пахло мылом.
Миша родился под Донецком. Мать - наркоманка, отец неизвестен. Графа в паспорте: "Вычеркнутый". Зачем вычеркнутому паспорт? Все и так видят, что он вычеркнут. У него серый взгляд и по шесть пальцев на руках и ногах. Он убил первого человека, такого же вычеркнутого, в восемь лет. Пьяный бомж ввалился в их квартирку ближе к вечеру, сорвав хлипкую дверь с петель, и уснул прямо на полу. От бомжа несло смрадом. Миша сидел, забившись в угол, и со страхом смотрел на бомжа. Бомж проснулся среди ночи и попытался залезть на забывшуюся в наркотической дреме мать. Миша нашел в шкафу заточенную отвертку и воткнул бомжу в шею. Бомж долго не хотел умирать: он хрипел, катался по полу, раскидывая мебель, но соседи не обратили на это внимания. По крайней мере, никто не пришел и милицию вызывать тоже не стали. Мать проснулась поздно утром. У нее был стеклянный взгляд и словно примороженная к лицу улыбка. Как у клоуна. В полном молчании они оттащили бомжа на городскую свалку и оставили там среди отходов. Мишины руки были в крови. Он сбежал на заброшенную стройку, нашел разорванную трубу, из которой тонким ручейком лилась вода, и долго мыл руки. В ручье отражалось чумазое Мишкино лицо. Мишка плакал. Ему нужны были игрушки и друзья, а вместо этого на дне шкафа в его малогабаритной квартирке валялась окровавленная заточка. Отраженное серое лицо кривилось, уплывало. Миша чувствовал, что за этим лицом скрывается что-то большее, что-то очень хорошее, но ему не хватало сил, а может ума, чтобы понять, как выпустить хорошее наружу, как вылупиться из своей серой оболочки.
3.
- Нам не хватает волшебства.
- Наливай.
- Я-то налью, но ты сам подумай: нам остро не хватает чего-то иррационального в жизни. Волшебного.
- А?
- Погоди-погоди... а тебе не кажется, что наш мир - это мир упорядоченного волшебства?
- Ты о чем?
- Ну квантовая теория и все такое... волшебство возможно, но только на микроуровне.
- О чем вы двое толкуете? Налейте лучше водки!
- Коля, Коля... тебе бы выпить лишь бы, да по бабам пройтись...
- А вот такой я! Да!
- Ладно, не горячись... Миша, налей ему.
- С превеликим удовольствием.
Когда Мише в третий раз пришлось убить человека, ему вдруг показалось, что он привыкает к чужим смертям. Каждая смерть, которой он был виной, отдаляла что-то хорошее, скрывавшееся в нем, прятало его все глубже в серой внешней массе. Миша запаниковал. Он побежал к своему лучшему другу Коле. Тринадцатилетний Коля сидел на парапете и грыз ногти. Миша долго не мог отдышаться. Он прятал руки за спину, будто Миша мог увидеть на них кровь.
- А? - спросил Миша.
- Да вот... Зерика...
- А?
- Да вот, шмалять он, Зерик то есть, начал, прямо в тире по...
- Погоди. И ты че?
Миша потупился:
- Битой ему по башке сзади треснул. У него череп и...
- Того?
- Ну.
Коля подумал и снова принялся за ногти. Его грязные соломенные волосы лоскутами падали на лицо. Рыбьи глаза смотрели безнадежно вяло. Но Коля неплохо разбирался в мироустройстве и, говорят, имел неплохие отношения с самим Богом: знал много молитв и раз в месяц украдкой пробирался в церковь. Вычеркнутый, но верующий - редкая порода шестипалых людей.
- Иди на стройку, - сказал, наконец, Коля.
- И?
- Заберись на самую высокую балку, сядь там и трижды тринадцать раз прочти про себя "Отче наш".
- Я слов не знаю.
- Это неважно. Слова тебе это... Бог подскажет. А ты повторяй.
- Но как же...
- Все! Иди давай. Я тут это... c Наташкой Проскуриной встречаюсь. Свиданка у нас.
По окончанию рабочего дня Миша невидимой тенью проскользнул по улицам настороженного города и пришел на заброшенную стройку. Словно обезьяна, он прыгал с балки на балки, карабкался по лестницам и цеплялся за выступы в стенах. Он отыскал самую высокую балку и уселся на нее. Отсюда был хорошо виден город. Над городом стояла черно-белая радуга. Над городом чадили факелы заводов и фабрик. Всеобщая серость размазывала луну и звезды по небу. Миша уселся поудобнее и сказал:
- Отче... - и закашлялся. Ему вдруг стало очень страшно. Он вспомнил бомжа, которого убил заточкой, шлюху, которой перерезал горло в пьяном угаре, вспомнил последнюю свою жертву... Ему почудилось, что они, эти мертвые люди, держат его душу на привязи, не позволяют общаться с небом. Впрочем, может, причина была в том, что не верил он по-настоящему ни в чудеса, ни в Бога. Но он все же сказал:
- ...наш, - и замолчал.
Он ждал, когда черно-белая радуга, монолитно стоящая над городом, подскажет ему слова, но радуга молчала. Он ждал ответа от смазанных звезд, но звезды не умели разговаривать. Миша ждал подсказки, но ее все не было, и тогда он заговорил сам:
- Ты знаешь... я не умею и не знаю... ну... говорить правильно. Я вычеркнутый. Половина города - вычеркнутые, и у нас нет прав. Мы можем тока сдохнуть и все. Вот так вот. Это нам не запрещено, да. Но я так не хочу. И если я сдохну со всеми, я хотя бы хочу... ну... понять, есть ли то, доброе, внутри меня и если есть, я хочу выпустить его хоть на миг, чтобы ну... увидеть его. А потом можно и сдохнуть.
Внизу истошно заорала кошка, и Миша, вздрогнув, схватился за балку: он чуть не упал. Руки и ноги дрожали. Холодный июньский ветер пробирал до костей. У него вдруг зачесалось запястье. Миша поднес руку к глазам и увидел, что на ладони серокрылую ночную бабочку. Он поднял руку, чтобы прихлопнуть ее...
Куколка
Выход бабочки из куколки - очень ответственный момент. От того, как пройдет вылупление, зависит дальнейшая жизнь бабочки; то, какой она станет. Ученые сумели выяснить, что современные бабочки вылупляются по трем направлениям:
а) вылупление легкое, когда бабочка с легкостью покидает куколку;
б) вылупление тяжелое, когда бабочке приходится потратить большое количество энергии, чтобы покинуть куколку; бабочка, получившая в ходе такого процесса, к сожалению, не обладает необычными свойствами, за которые так ценятся чешуекрылые. Таких бабочек в определенной среде зовут "пустышками";
в) влупление.
Термин "влупление" был придуман академиком Сладковым и означает он процесс, в ходе которого бабочка, вместо того, чтоб вылупиться, скукоживается, ее крылышки распадаются на чешуйки, а сама она превращается в точку и, по теории академика Сладкова, материализуется в иной вселенной. См. "Теорию Вселенных д-ра Смита и академика Сладкова".
4.
- Коля, ты знаешь, кто такие мы, вычеркнутые?
- Не называй нас так!
- Ага, налей лучше водочки, Мишенька... на полпальчика, ага...
- Не-е, не мутанты мы, не грязь какая-то, мы - избранные. Мы появились потому, что мир задыхался, потому что миру нужно было иррациональное. И вот явились мы.
- А я вот что скажу: между первой и второй наливай еще одну!
- Правильно, Коля!
- А потом по бабам...
- Вот же бабник, а!
Только люди, которых прежде называли вычеркнутыми, могли добыть бабочку. Вернее, поймать ее мог любой, но лишь в руках вычеркнутого бабочка обретала необычные свойства. На бабочек охотились, их выводили в инкубаторах миллион за миллионом, а убивали миллиард за миллиардом - случайно и нарочно. Бабочек становилось все меньше. Государства вводили новые законы, призванные оградить бабочек от людей. Появились вычеркнутые, которые в обход закона охотились за бабочками. Например, Миша: красивый голубоглазый мужчина с улыбкой, что словно приморожена к лицу. У него печальные глаза и шрамы там, где раньше были "лишние", шестые пальцы. Миша - один из лучших охотников за бабочками. Его ни разу не поймали. Каждый месяц, третьего числа, он уходит из дома ровно на десять дней и возвращается с чемоданчиком, полным бабочек. Его жена Саша день и ночь смотрит в окно и ждет Мишиного возвращения. У нее светлая, белая почти кожа и настороженный взгляд, как у испуганного зверька. Она познакомилась с Мишей в больнице. Врачи обнаружили у Саши рак шейки матки. Миша подарил ей живую бабочку, и она выздоровела. Саша была обычным человеком, она не умела приносить иррациональное в мир, но она верила в Мишу, который мог это делать.
Бабочек становилось все меньше, добыть их было все сложнее. Миша не унывал. Он проникал в охраняемые заповедники, подкупал таможенников и пересекал границы. Ему платили хорошие деньги, но иногда он работал просто так: помогал детским домам, отправлял бабочек в резервации, где с вычеркнутыми все еще обращались, как с рабами.
5.
- Здравствуйте, Михаил.
- Здравствуйте.
- Э-э... скажите, что вы делаете?
- Целюсь вам в голову из пистолета.
Простая арифметика: две-три отнятые жизни против тысячи спасенных. Миша предпочитал в работе пистолеты-пулеметы. Выглядели солидно. К тому же, современный "Узи" весит совсем немного. Четыре режима стрельбы, удобная рукоять, интеллектуальный прицел. Миша не любил убивать, он любил дарить жизнь, но арифметика в этом случае была на его стороне. Даже Коля, большой противник насилия и огромный любитель баб, сказал:
- Это, брат, арифметика. Ты спасешь больше жизней, чем погубишь, поэтому ты попадешь в рай. И я в рай попаду.
- А как же невинные девицы, которых ты подло совратил? - спросил в шутку Миша.
Коля сказал:
- А я каждую из них любил. А Бог - это любовь.
Миша улыбался.
После каждой такой командировки он шел в ванную комнату и тщательно мыл руки. Ему чудилось, что над ним летают бабочки, серебряные и золотые. Волшебные существа, пришедшие откуда-то с небес. Может, прямо из рая. Они кружили над ним, и Мише казалось, что он теперь - тоже одна из бабочек. Что он, наконец, вылупился из кокона.
Однако в какой-то момент бабочки исчезли. Только что были - и вдруг не стало. Быть может, это случилось после того, как Миша убил ребенка, когда добывал особо редкий вид и переправлялся с добычей на Украину. Может, чуть позже. Миша плохо помнил то время, а что помнил - старался забыть. Ребенок погиб случайно. И молодая семья - тоже. Просто оказались на линии огня. Миша уходил от погони. Легко было сорваться и пустить в ход оружие. Он едва не засыпался, когда переправлялся через границу. Ходил как в тумане. Иногда в тумане появлялось Сашино лицо, но чаще лица тех, кого он убил. Миша не запомнил их толком, больше домысливал. Смотрели они вовсе не укоризненно, а весело; смеялись. И это было особенно страшно.
В церкви было пустынно и тихо. Пахло чем-то терпким; Миша не знал, чем именно. Ему было удобнее думать, что это ладан. Он купил несколько свечей и поставил их у икон случайных святых; все равно никого из них не знал. Он пытался молиться, но ничего не получилось. В кармане у него лежала старинная газета с заголовком на титульной странице: "Вычеркнутые" - мутанты или пришельцы из ада?"
Он не был пришельцем из ада. Он всего лишь превращал рациональный мир людей во что-то волшебное. Он, Коля, Сережка Пантелеймонов, Жорик Фейхоа, многие другие. Они всего лишь хотели превратиться в бабочек. Забыть о своем прошлом. Вырваться из кокона.
- Здравствуй, милок.
Он обернулся. Рядом стояла сухонькая старушка в сером платье и платке. Она смотрела на Мишу и шкодливо улыбалась; Миша не выдержал и сам улыбнулся в ответ.
- Здравствуйте, бабушка.
Старушка сказала:
- Смешное слово: "милок". Моя бабушка его любила очень, до сих пор помню. Не думала, что сама когда-нибудь произнесу его.
Старушка держала в руке свечку, и лицо ее казалось каким-то особенно добрым и будто леденцовым. Мише она напомнила мать, которая в редкие моменты, когда не сидела на игле, читала ему книжки или рассказывала длинные грустные истории на ночь.
- Ты из этих... особенных? - шепотом спросила старушка.
Миша кивнул.
- То-то я смотрю, святых совсем не знаешь... небось, наугад свечки ставил?
Миша вдруг сказал:
- Бабушка... я далеко от Бога. И все дальше и дальше.
Старушка тяжело вздохнула:
- Такое случается. Страшно это... а вот знаешь что, милок? В газете вчера вычитала, что в зоне сорок три, где лаборатория взорвалась, бабочек видимо-невидимо... и целебные все, а людей там нет, понятное дело почему... вот б кто из ваших пошел туда, добыл драгоценных бабочек, помог тем, кто нуждается... на вас-то та гадость, что после лаборатории осталась, наверное, и не действует?
Миша кивнул. Старушка печально улыбнулась и ушла. В воздухе пахло ладаном и ландышами. По крайней мере, Миша так думал.
Аполлон
Бабочка семейства парусников. Крылья в размахе семь-девять сантиметров, белые, у вершин прозрачные, с черными и красными пятнами. Бабочки пользуются спросом в среде творческой интеллигенции. Считается, что человек, съевший живого аполлона, в течение недели может создать гениальнейшее произведение искусства. На черном рынке бабочка оценивается в пределах от 70 до 500 тысяч долларов.
6.
Место было хорошее: к небу тянулись богатырские сосны, весело пели птицы. С дальних холмов ветер приносил прореженный кристально-чистым воздухом туман. В сине-зеленой траве прыгали серые зайцы.
Это была третья его ходка в зону сорок три. Во время первых двух он поймал несколько тысяч махаонов и аполлонов. Он подарил их детским домам и интернатам, школам и институтам. Во время третьей ходки невидимая опасность, наконец, зацепила его. Першило в горле, воспалились веки. Потом началась диарея. Обезвоживание. Кашель. Он пил, не переставая. Отхаркивал желтую мокроту и снова пил. Он снова был как в тумане.
Пешком до города. Автобус в областной центр. Пересадка на самолет. Как его пропустили, как покупал билет, как подкупал служащих аэропорта? Он не помнил. Оказавшись в родном городе, Миша немедленно пошел домой. Навестить Сашу. Люди - несчастные существа, обделенные волшебством. Он подарит ей магию. Она увидит...
Дождь не прекращался. Небесная артиллерия продолжала калечить землю. Дождь превратился в ливень, сильный ветер растрепал Сашины волосы. Она наклонилась к ведру низко-низко и собирала бабочек, клала их на ладонь. Бабочки шевелили крылышками, как живые. Это все ветер, сказала себе Саша. Только ветер. Ветер шевелит крылышками и кажется, что бабочки живые. Ветер перемен терзает наши души, треплет их, и нам кажется, что живые мы.
Саша накрыла правой ладонью левую, в которой лежали бабочки, превратившиеся в бесформенный комок. Она поднесла руки ко рту и подышала на них. Ей показалось, что так мертвым бабочкам станет теплее. Она открыла дверь и вошла в комнату. Дождь ворвался вслед за ней: он бил по стенам и по ковру, ветер трепал черно-белые фотографии, развешанные на стенах: она и Миша. Алушта. Сочинское побережье. Кипр. Какая-то заброшенная деревенька на Урале - они ходили туда в турпоход. Ночной город, блеск витрин и черно-белые фонарики, развешанные на тополях. Нью-Йорк. Лондон: забытое Богом место под мостом, в котором скапливается молочно-белый туман. Мишу тянуло в такие места. Наверное, в мыслях он возвращался в свое прошлое.
Саша вошла в спальню. Она опустилась на колени перед кроватью, где лежал Миша. Она сидела и вспоминала частые посиделки, когда приходили друзья, когда они жарко спорили о том, почему управлять иррациональным могут только вычеркнутые - мутанты, которых раньше считали людьми не второго даже, а третьего сорта.
Яростно зазвонил телефон. Саша знала кто это: Коля. Она знала, что если поднимет трубку и ответит ему, то он приедет не позднее, чем через десять минут; она знала, что он любит ее и верила, что он многое исправит, если она позволит ему приехать. Коля вызовет скорую, Коля организует похороны и поминки. Коля останется жить с ней.
Это было хорошее, рациональное решение.
Саша поднесла руки к Мишиному лицу. Она раскрыла ладони, и сотни, тысячи золотых и серебряных бабочек запорхали в воздухе. Кажется, отступили даже дождь и тьма. Они остались там, за окном.
Саша стояла на коленях и молча ждала. Она верила, что вот-вот Миша откроет глаза и улыбнется ей. Совсем немножко осталось. Может, секунд десять. И это были сладостные секунды, потому что она точно знала: Миша оживет. Он будет с ней.
В воздухе летали бабочки. Пахло лесными цветами. Кажется, ландышами.
Саша стояла на коленях и ждала...)) 